Итак, дорогой моему сердцу френд Никтоиникак считает, что лучше бы я перестал заниматься ерундой, а объяснил ему, почему Бурмистров взял себе в друзья Романовского.
Сначала я думал, что случай этот прозрачный, и о чём там говорить (тем более, что как-то я уже объяснял это дорогому моему сердцу френду), но потом подумал, что, возможно, имеет смысл проговорить вслух ещё раз.
Вот возьмём к примеру музыку Бурмистрова. Это самое ценное (для меня) в его творческих потугах. Первый альбом несравненно выше всех остальных.
Вот я, например, долго привыкаю к чему-то новому. Это привыкание всегда идёт через кучу бухтежа по поводу того, какое всё это дерьмо (кстати, по поводу дерьма: я сменил носитель музыки Тараса в машине, раньше это были диски, но дети постоянно меняют диски на свои, а мои могут запендюрить куда угодно, хорошо, если не в окно, поэтому я вставил юэсби, и теперь лишь меняю Quelle на экране. Так вот, а записи на юэсби идут, оказывается, в сопровождении с фамилией автора, названием альбома и названием пьесы. И вот однажды, бросив взгляд на экран, вижу что-то типа April Mist. "Was?" habe ich gedacht. "April Mist?!" Долго смеялся.) Так вот, один из способов привыкания - это выбрать что-то понравившееся и крутить только это одно (просто нажать на повторение одной пьесы на экране). Потом можно переходить к другим (просто перейти к повторению альбома целиком). Натренированный мозг уже начинает ценить новое и начинает разбираться в нём. И вот второй альбом я ещё как-то смог воспринять со всеми его недостатками. Но уже с третьим были проблемы. Я бесконечно долго крутил "Twilight Bus", а потом нашёл его мотивы ещё в парочке других пьес того же альбома, но оценить его хотя бы на уровне второго альбома так и не смог. Ещё хуже дела обстояли с клавесинным альбомом. Во-первых, там вообще найти что-то понравившееся были трудно. Но даже если я, скрепя сердце, скажу, что февральская пьеса мне нравится, и прослушаю её раз двадцать, потом я всё равно вижу очень мало хорошего во всём остальном.
О чём это говорит?
О том, что когда-то Тарас имел какие-то ориентиры вне себя. Но со временем совершенно окуклился (ссучился, так и хочется сказать, это, видимо, и имел в виду Шмараков, зайдя как-то в его ЖЖ, но не будем обижать Тараса) и стал питаться исключительно внутренним жиром. В точности как Романовский. Тот вообще с рождения, наверно, забил болт на любые внешние раздражители.
Кто-то сказал, что Крылов любит играть на понижение. Вот это то, что по сердцу Тарасу. Это то, что лечит его невроз. Не удивлюсь, если он скоро выйдет на Невский, волоча за собой привязанную к ноге пустую консервную банку.
